Это было странное зрелище: одновременно меланхолично-печальное, веющее тихой грустью и безжизненным ничем — и затрагивающее в душе струны надежды, умиротворяющее облегчением, подзуживающим желание смеяться сквозь слёзы радости — настолько контрастной была разница.

Иссушенные, серо-бурые земли, оплетенные чёрной паутиной погибших деревьев — и залитые солнечным светом погожей поздней осени. Проклятие выпило из них соки на множество миль вокруг святилища Шар — но теперь уже никакая одичавшая, сведенная с ума душа не вынырнет из-за кустов, чтобы впиться в самое сердце холодными пальцами. Теперь здесь было пусто. И в пустоте этой — безопасно.

Над таверной Последнего Света больше не серебрился волшебный купол — но огни факелов на каждом углу горели всё так же ярко, разгоняя закатный полумрак и заставляя тени прятаться по углам. На этом не так давно отвоёванном у проклятия уголке земля под ногами тоже была серой, выеденной — но благодаря усилиям друидов несколько старых деревьев зазеленели, и в кронах их метались сотни магических светлячков. Самодельный символ победы над давившей мораль погибелью.

Армия Абсолюта, ведомая плывущим над ними мозгом размером с небольшую крепость, двинулась маршем на Врата, и это обещало новые проблемы и ужасы, множество новых смертей и испытаний... Но не сегодня. Не тем, кто теперь мог остаться здесь и... просто жить. Верить в то, что угроза миновала.

Шеннар себя к этой категории отнести не мог. Как не мог и никто другой, дошедший до вершины Башен — только чтобы упасть в самые её недра, заросшие живой плотью и пропахшие невозможным количеством крови. Её железный запах горчил на языке, окутывал все воспоминания и окрашивал их в алые тона. В какой-то момент извращений и кошмаров реальности иллитидской колонии стало столько, что Шеннару стало на них всё равно. Просто ещё одна отрубленная голова. Ещё один раздавленный на полу пожиратель интеллекта, каша крови, слизи и плоти с торчащими из нее кривыми конечностями. Ещё одна паутина жилок, сквозь которую меч прорубается с сочным мясным звуком.

Ещё одно жуткое обращение — стремительно сжимающееся, заостряющееся лицо, выплевывающее изо рта четыре щупальца, — и ещё один удар, заканчивающий жизнь иллитида ещё в зародыше.

Он видел не так уж мало мучений и ужасов в своей жизни. Но никогда их не было так много, никогда не казалось, что реальность соткана из них целиком и полностью. От воспоминаний о чавканье под сапогами и пульсации стен, словно находишься в чьей-то гигантской кишке, в рот накатила тошнотворная горечь, и Шеннар поспешил сглотнуть, глотая креплёное вино из кружки. Вкус был безразличен — значение имело только тепло, окутывающее горло и опутывающее язык. Он занимал место в стороне от праздничного веселья, заполонившего центр площади вокруг вытащенных на улицу столов и бочек. Погода позволяла. И всем хотелось снова увидеть пусть уже и тёмное, но чистое от края до края небо. Ощутить свободу, принесённую ветром.

Взгляд его скользил по фигурам веселящегося народа — кто-то приходил, кто-то уходил, кто-то танцевал, кто-то пел и играл, кто-то нёс на плече ещё одну бочку или миску свежих пирожков с кухни... Припасы из запасов культа массово пошли на благое дело отдохновения в редком сейчас счастье и изобилии. Просто чтобы напомнить — оно существует. Не всё и всегда будет испытанием.

Только одних знакомых рогов он не видел среди этого красочно переменчивого пейзажа. Веспер так и не спустилась из комнат наверху. Кинув взгляд на окна — все тёмные, никто не жёг сейчас свечей... тем более те, чьему зрению темнота не была помехой. Шеннар подождал ещё немного — ещё полкружки, еще несколько каких-то бессмысленно-подбадривающих улыбок, кивков и слов; после чего, поколебавшись, всё-таки вздохнул и направился к столу. Захватить с собой чего съестного — вот, немного пряных жареных колбасок, усыпанных специями до хрустящей корочки, сочные и свежие пирожки, какие-то конвертики с сыром, помидорами и незнакомой зеленью... Сам Шеннар уже успел обглодать сочный кусок полупрожаренного свиного мяса на кости — с кровью оно всегда нравилось ему больше, — но выпитое вино, он знал, скоро попросит добавки.

Стук в дверь, за которой осталась сидеть девушка, тащившая на себе нелегую ношу естественного лидера той небольшой группы, союзником делу которых объявил себя Шеннар, сопровождался поднесенной поближе к щели в косяке миской со съестным. Пару бутылок за горлышки тифлинг держал в другой руке, но они были картой про запас, а не козырем.

— Веспер? — вопросительно окликнул паладин. — Ты здесь?..